Продавец грёз

Автор: Nexu. Дата публикации: 15 января 2006. Категория: Пресса.

Пластиковая Империя Джорджа Лукаса

Если говорить о Лукасе, то здесь более уместен не миф о Прометее, а притча о Мидасе — царе, чье прикосновение превращало все вокруг в золото: по этой причине контакт с внешним миром для него стал невозможен. Мидас сделался самым богатым человеком на Земле, но был не в состоянии наслаждаться своим богатством — он не мог даже есть, потому что золото несъедобно. Он был проклят, подобно Тартару (герою другого мифа), пред взором которого представали все земные удовольствия, однако эти удовольствия всегда оказывались вне пределов его досягаемости. Синдром Мидаса/Прометея, возможно, символизирует наше время, нашу увлеченность знаменитостями и преклонение перед ними. Люди, подобные Говарду Хьюзу, Элвису Пресли и Майклу Джексону — все они были своего рода жертвами: как из-за собственной жажды к славе (золоту) и превосходству (божественности), так и из-за истерической потребности публики всучить им все это. Для этих трагических публичных людей, как и для царя Мидаса, дар стал проклятием, поскольку «гений», которым они некогда обладали, был уничтожен их собственными непомерными «звездными» амбициями. Когда дело касается самых любимых детей Бога (а актеры — в их числе), то популярность, несомненно, является козырной картой дьявола. (Посмотрите фильм «Адвокат дьявола», обыгрывающий эту тему).

Наглядным воплощением этой мрачной традиции является Джордж Лукас — фигура легендарная, почти что богоподобная, но, в то же время, почти совершенно лишенная творческих способностей или даже элементарных человеческих добродетелей. Проще говоря, Лукас — самый неподходящий кандидат на звание великого кинопроизводителя, и не заслужил ни своего господства, ни своего величия. Три фильма-приквела «Звездных войн» — если не брать в расчет некоторые удачные моменты в «Мести ситхов» — воплощают в себе все то негативное, что происходит с Голливудом, с поп-культурой вообще и, если продолжить этот список дальше,— с миром в целом. Это истина, над которой следует призадуматься. Быть может, у Лукаса есть способности, и даже проницательность (в самом общем смысле этого слова) кинематографического гения, но у него у него напрочь отсутствуют соответствующие таланты. Он — принц с восприятием жабы, абсолютно не имеющий представления о том, что расположено вне пределов досягаемости его мира мастурбаторных фантазий,— настолько, что его нельзя считать человеком в привычном нам понимании. Его фильмы, кажется, сделаны комитетом андроидов, или некоей компьютерной программой, способной эмулировать человеческие чувства, но, в то же время, напрочь лишенной понимания того, что именно руководит действиями людей (а это и составляет основу хорошей мелодрамы). В результате мы имеем фантастически совершенное кукольное представление стоимостью во много миллионов долларов, в котором компьютерные создания (вроде генерала Гривуса в последнем фильме) обладают несоизмеримо большей индивидуальностью, чем актеры,— в том числе и Юэн Макгрегор с Сэмюэлем Л. Джексоном,— чье участие в фильме низведено до роли бездушных кукол. Таков творческий подход Лукаса.

Хотя Лукас и считается «режиссером мирового уровня», его режиссуру можно сравнить разве что со школьной пьесой, поставленной шестикласниками. Актеры бродят по сцене, произносят вымученные диалоги, совершают необходимые движения и вновь уходят, или умирают,— или просто исчезают, открывая путь для очередных натужно-неубедительных персонажей. Грандиозное видение Лукаса перемалывает все на своем пути с неустанностью и целеустремленностью комбайна во время уборки урожая; его «взаимодействие» с актерами столь беспомощно и ужасно, что их игра в фильме больше похожа на предварительную прогонку сценария перед началом съемок. На спецэффекты, декорации и костюмы тратятся миллионы долларов, а результат ошеломляет своей расточительностью: неподдающееся исчислению количество времени, энергии, изобретательности и таланта поглощено черной дырой лукасовского «гения», оставив зрителям лишь сырые, пресные, вялые отжимки того, что могло бы стать потрясающей историей о величии и падении. Трагедия повествования меркнет в сравнении с трагедией того, что могло было быть сделано — но так и не было реализовано. У Лукаса совершенно отсутствуют какие-либо стремления, за исключением тех, что обусловлены его подростковым аутизмом: он одержим желанием создать свою собственную вселенную, в которой он может скрыться ото всех. Этакий карманный Голливуд. [1]

Что происходит, когда известность, успех, неисчислимые богатство и власть, и полную свободу самовыражения получает кинопроизводитель без явного таланта? Власть развращает, а неограниченная власть приводит к абсолютному разложению. Джордж Лукас находится так близко к тому, чтобы получить неограниченную власть над Голливудом, как никто никогда и не мечтал; и, хотя его «видение» за эти тридцать лет (с того времени, как он сел сочинять свою космическую сагу, поглощая, одну за другой, книги Джозефа Кэмпбелла и Карлоса Кастанеды и перемешивая их с телесериалами о Флэше Гордоне) осталось более или менее неизменным, о его способностях воздать должное этого сказать нельзя. Независимо от того, каким творческим потенциалом некогда обладал Лукас, теперь этот потенциал безнадежно загублен. Правда, в последнем из его фильмов время от времени улавливаются — хотя и смутно — отголоски тех грандиозных межгалактических мифов, что некогда сочинял молодой Лукас. Подводя итог всему тому, что было раньше (не только двум последним — чрезмерно многословным — приквелам) и добавляя задним числом целый новый пласт пафоса и трагедии к оригинальному кино, «Месть ситхов» содержит в себе, безусловно, самые интересные и наиболее многообещающие идеи из всей серии; если бы только Лукас позволил кому-то, обладающему подходящими способностями (как это было с «Империей», которую поставил Ирвин Кершнер, а сценарий к которой написал Лоуренс Каздан — она стала единственным фильмом из всей серии, которую можно назвать произведением искусства), воплотить эти идеи на экране, фильм мог бы стать подлинным классическим произведением.

Так были бы оправданы надежды, чаяния и пожертвования миллионов поклонников, которые успели дожить до средних лет, ожидая этого. Вместо того, все, что они получили — это окончательная, неоспоримая убежденность в том, что если у Лукаса и есть какой-то талант, кроме предпринимательства, так это — талант выхолащивать свои же собственные идеи и низводить великую трагедию до уровня пародии.

Анакин/Дарт Вейдер, как это было задумано в сюжете Лукаса, мог бы стать одним из величайших и трагических воплощении люциферова отчаяния в истории кино. Вместо этого мы получаем Хайдена Кристенсена, который, кажется вытягивает эту роль исключительно из-за своего обаяния (или актерского таланта) — так же, как когда-то Марк Хэмилл (Люк Скайуокер, сын Анакина, чье рождение как раз совпадает с превращением Анакина в Вейдера). В фильме, в одном из последних банальных образчиков лукасовского словотворчества, говорится, что страх потери приводит к Темной Стороне. Зловещие сны Анакина, в которых его жена Падме умирает во время родов, направляют его прямо в объятия Темной Стороны, где он надеется обрести достаточно могущества, чтобы спасти ее. Но, когда Анакин изливает свои чувства Падме — “ Мы сможем вместе править галактикой! ” — то она, понятное дело, не соглашается с этим (как и зрительская аудитория, слыша этот вздор, уместный, разве что, в дешевых комиксах). Переход Анакина ко «злу» (которое, как услужливо сообщают нам в прокручивающемся тексте-вступлении, "повсюду”) оказывается настолько стремительным и категоричным, что уже в течение нескольких следующих сцен (его глаза начинают пылать желтым огнем, свидетельствующим о его враждебности) он обращает свою силу против своей возлюбленной Падме и способствует, тем самым, ее преждевременной кончине. Тот факт, что именно постепенное скатывание Анакина к Темной Стороне из-за боязни потерять Падме и сделало его кошмарные сны реальностью (возможно, также, что Сит, преследуя свои цели, намеренно посылал Анакину подобные сновидения), никак не освещен в фильме. Лукаса не интересует детальное исследование глубинных подводных течений своих мифов; он лишь пытается направить их в одно русло и проделывает это с паталогической осторожностью, при удручающем отсутствии какого-либо умения.

Как же можно совместить интересы Лукаса и его привязанность к мифологическим концепциям с его полным безразличием к их исследованию? В первых трех фильмах мифологический мотив был бледным, но все же достаточно заметным фоном для разворачивающейся на экране истории; он был легкой, органичной подложкой для сказки, ниточкой, вслед за которой разматывался клубок сюжета — сюжета, которым и дети, и подростки, и взрослые могли наслаждаться каждый по-своему. Те фильмы (даже безжизненное и механическое «Возвращение джедая») вызывали у зрителей, наряду со смехом, напряжение и подлинное ощущение волнения и романтики — атрибуты, которых вторая трилогия практически полностью лишена. Лукас настолько очарован своим собственным «видением» — и раздувшимся из-за этого самомнением — что его сюжеты окончательно прибивают фильмы к земле. Нет больше ни легкости, ни ощущения игры — одно лишь гнетущее осознание необходимости досмотреть эту проклятую вещь до конца. Если бы любой из последних трех фильмов был снят тогда, вместо первых «Звездных войн», то такого понятия, как торговая марка «Star Wars», не существовало бы вообще — потому что никому не захотелось бы возвращаться к подобному вновь и вновь. Оглядываясь назад на ридцать лет, можно сказать, что это, наверное, было бы не так уж и плохо.

Лукас придумал самолично, или адаптировал к своим фильмам, несколько превосходных архетипов. Павший и ставший олицетворением тьмы отпрыск Темной Стороны; близнецы, разлученные при рождении, но воссоединившиеся волею судьбы; Сила; Хан Соло, героический разгильдяй (без сомнения, лучший персонаж во всей серии, и в приквелах нет абсолютно никого, кто бы мог компенсировать его отсутствие); мифический Орден рыцарей-джедаев; престарелый и мудрый мастер Йода. Всё это элементы насыщенного, сказочного предания, способные удовлетворить неосознанную потребность зрителей в мифах и фантазиях — как в жизни, так и в кино. Теперь они — просто платсмассовые статуэтки, которыми загромождены полки игрушечных магазинов, и все больше и больше из того, что было ценного и трогательного в них, уничтожается каждый раз под прессом всепроникающего масс-маркетинга. [2]

На самом деле, Джордж Лукас виноват во всем этом не больше, чем Анакин или Адольф Гитлер, которые стали тем, кем они стали по причине своей природной натуры и жажды власти. Машина сильнее, чем индивидуум. Отвечая на потребность общества в Тьме, Анакин, как Гитлер, и как Лукас, стал воплощением коллективного слабоумия. Республика должна была создать своего Темного Лорда, чтобы превратиться в Империю, и мир, который превратил такого ограниченного и недалекого торговца грезами, как Джордж Лукас, в величайшего и влиятельнейшего деятеля кинематографа — этот мир получает именно такие зрелища, какие заслужил. Лишенный способности понимания своих же собственных мифов, Лукас лишь доказал лишний раз слепоту своего восприятия. Подгоняя свой творческий потенциал под голливудсвие стандарты, он неуклонно двигался к Темной Стороне. Возможно, он завоевал весь мир, но ему пришлось заплатить за эту неизбежную цену. Теперь всё, к чему Лукас прикасается, превращается в пластмассу.
________________________

[1] Посмотрите «Месть Ситхов» с выключенным звуком или надев наушники на голову, и у вас сложится обманчивое впечатление, что это — великий фантастический фильм. Думается, что, продублировав все или большую часть линий более интеллектуальными, заставляющими думать диалогами, и хорошо поработав перед этим с актерами, фильм можно было бы спасти от удручающей посредственности лукасовских сценария и режиссуры. Возможно, так можно было бы добиться даже лучшего результата, чем тот, что получился у Вуди Аллена с японским боевиком «What’s Up Tiger Lily» (он превратил его в триллер об охоте за секретным рецептом яичного салата). Хотя, что бы мы ни делали с фильмом Лукаса, мы всегда будем обречены созерцать это постыдное, беспорядочно перемешанное, глупое зрелище стоимостью во много миллионов долларов.

[2] А что случилось с джедайской способностью управлять сознанием? Наряду с дюжиной других идей, ценных своим потенциалом, которые в сериале можно обнаружить повсюду, она была прикручена наспех и забыта,— очевидно, в ней не было ничего такого, что можно было бы продать в нагрузку к основному сюжету. кри

Merchant of Dreams:
George Lucas’s Plastic Empire
(From Hollywood Vs. Dogville,© by Jake Horsley)

Метки: критика, Джордж Лукас, Анакин

• Назад
• Вперёд